Новая творческая организация стала для брестских молодых талантов хорошей возможностью реализоваться. Первая встреча на «Бульваре» прошла в библиотеке имени Пушкина с приглашенным гостем – ведущей радио Алиной Лапиной.

Пока все доходят и усаживаются на свободные места в зале, микрофон «свободен»: каждый может в него зачитать свои стихи. Всем любителям поэзии дается карточка для голосования. И только одна из них с обратной стороны с хештегом #добро. Пожелание удачи от обладательницы такого билетика и открывает вечер.

Первая на поэтической сцене – Мария Бугаева. Ее стихи – поток занимающих мыслей, бесконечных внутренних переживаний, где-то и борьбы с собой. Особенно внимательно зал вслушивается в «Гиперболу». А «Эльф» оставляет за собой цепь вопросов. Почему эльф, что связано с этим? Маша отвечает просто:

Люблю сказки.

Если предыдущая конкурсантка ни капли не волнуется, то сменяющий ее Влад Чинин переживает на протяжении всего вечера больше всех. Чувствует ответственность перед публикой?

…И страждущим покоя желаю умереть.
Насытить легкие водою.
И девственное тело сжечь.
Расправить крылья над обрывом.
И сузить виселицы нить.
Глотнуть отравы, чтобы сразу свои мучения убить.
Изрезать вены поперек, ведь так хотим мы жить.
На людях, вызывая…
Себя несчастной жертвой окрестить.
Рвануть под поезд поскорее.
Иль с башни сигануть нырком.
Быстрее бы, быстрее бы, в небытие, в родильный дом.

Юлия Юровских – самая взрослая из читающих. Это понятно по хорошей дикции и, конечно же, по главному герою ее стихов – сильной мудрой женщине. После выступления Юлии прозвучал вопрос из зала: много ли самой ее в стихах? Ответ удивил всех: «Малая часть, к счастью. Но то, что в стихах практически нет меня, не значит, что я вас обманываю».

Написано специально для «Бульвара»:

а потом тебя, настоящую, не спасут ни лечебные строчки, ни крепкий надежный щит,
когда с сердцем живым да на самый жестокий суд он отправит тебя. и предательски замолчит.
поначалу все будет трепетно: чуть жива, ты утонешь в его глазах, что синее синего.
как он ласково заплетет тебя в кружева. как безумная нежность сделает вас бессильными.
как на кончиках пальцев колкость и холодок. как внутри застревает дыхание, словно сгусток,
если он прикасается к шее и целует тебя в висок.
…просто высшие из существ…величайшее из искусства…
вдруг захочется так бессовестно-жадно – жить. сердце полнит любовь бесконечно животворящая.
вот тогда этот мальчик достанет свои ножи, чтоб проверить, насколько живая и настоящая…
он задумает сверхжестокий эксперимент: сколько вытерпишь, сколько вынесешь, сколько стоишь…
как искусный хирург, он сожмет в руках инструмент, чтоб достать из тебя что-то важное и святое.
он вонзится в тебя самым острым из острых жал. не поможет потом бальзам из лечебных строчек.
безупречный охотник наточит скорей кинжал, чтоб проверить, насколько живее обычных, прочих…
он проникнет в тебя аж по самую рукоять. будет липко внутри, оглушительно и пьяняще.
и потом тебе, моя девочка, не унять эту рану внутри, раскаленную и саднящую.
чем живей ты, тем интересней тебя распять.
помни, милая, это и бойся себя, настоящую.

У одного из организаторов встречи Игоря Рубцова сегодня день рождения. Он зачитывает отрывок из своей прозы и получает самые громкие и долгие аплодисменты.

После такого трудно удивить, но я попробую…

Этими словами начинает выступление самая молодая участница конкурса – Мария Годуйко. Она очаровывает всех своим звонким милым девчачьим голосом и подачей коротеньких заводных стихов.

Сегодня на «Бульваре» дебютирует экспериментальная группа «Сирень» с песней «Будь со мной». Ребята предупреждают: «Не в обиду тем, у кого есть музыкальное образование». И группа принята на ура!

С больным горлом, за час до встречи дописав стихотворение, выходит на сцену Карина Казарян. В начале своего выступления она так же, как и все, читает свои  произведения. А последние из них запевает под гитару. Даже просто смотреть исполнение под музыку – одно удовольствие, а еще и слушать!

Выступления окончены. Главный приз – печатную машинку «Любава» – по итогам зрительского голосования«Бульвар» отдает Юлии Юровских.

Следующая встреча на «Бульваре» запланирована через месяц. 

Фото автора

Встреча, организованная журналом LITARY, состоялась 22 февраля «Прасторе КХ». Дима лично встречал гостей и приглашал занять место в зале.

Читая стихи, поэт часто пояснял их, рассказывал истории из собственной жизни, дарил открытки за лучший вопрос и все время повторял: «Давайте поговорим!», приглашая зрителей быть соавторами этого вечера.

Прозвучало множество интересных ответов: о вдохновении, женщинах, поэзии, культурной столице. Это был теплый и уютный вечер, казалось, что все мы собрались как старые добрые друзья у Димы дома, где он угощал нас своими стихами.

Интервью получилось коллективным, большинство вопросов прозвучало из зала, на некоторые Дмитрий ответил после выступления.

 О себе 

— Почему ты выбрал псевдоним Ветер?

— Это не я выбрал. В детстве у всех были клички, мне было 12-13 лет, когда кто-то назвал меня Ветер. И с этого все пошло. Ветер, Ветреный, Ветерок. 

— Где ты учился и кто ты по образованию?

— Я учился в Минске, есть такой «Государственный технологический колледж», я туда поступил в 2009 году, учился и окончил его со специальностью фотографа. Теперь я профессиональный фотограф 5-ого разряда. Сейчас учусь в Академии искусств на кинооператора.

— Есть ли у тебя поэты кумиры?

— Одно время это было Есенин, но я плавно от него отошел. Сейчас мне нравится Борис Рыжий, Цветаева, немного Маяковский. Из современных поэтов — это Ирина Астахова.

 О Бресте 

— Ты из Бреста. Что для тебя значит этот город?

— Я очень люблю Брест. Но я немного переживаю за его творческое состояние, потому что здесь проводится очень мало мероприятий. Я вижу Брест творческим, и я хочу чтоб он таким был, но, к сожалению, это не всегда так. Не все творческие инициативы поддерживаются. Например, даже когда я сказал, что буду читать стихи, у меня спросили: «Какие стихи? Ты о чем? Тебе нужно найти нормальное занятие. К тебе никто не придет». Вот такое отношение. Мне иногда даже немного страшно говорить о том, чем я занимаюсь.

— Ты основатель проекта «Стихи на Советской»?

— Да, это было давно, три года назад.

— Планируешь продолжать?

— Нет, мы закрыли его, трудновато проводить. Но сейчас есть девочка — Юля Козел. Она решила возродить эту идею и проводит вечера в кафе «Paragraph». Проект называется «Город читает». Так что, кто интересуется поэзией, может приходить туда.

— Почему ты так долго не выступал дома, в Бресте?

— Я очень боялся читать в Бресте, потому что мне казалось, что у меня должен быть какой-то уровень, чтобы я мог вам что-то донести. Я должен был, как минимум, научиться читать то, что я пишу. Это тоже не так просто.   

В Бресте я очень боялся сегодняшней встречи, так как я должен дать вам самое лучшее, что у меня есть.

— А как насчет того, что родные стены помогают?

— Не знаю, мне проще читать людям, которых я не знаю, в других городах.

— Ты переживал, что сегодня никто не придет, тогда кто все эти люди? Почему их так много?

— Есть знакомые, есть друзья. Мне кажется, что все, кто пришел сегодня — все друзья. У меня спросили: как вы относитесь к своим поклонникам? Я не считаю, что есть вообще такое «поклонники». Я со всеми нормально общаюсь и не пытаюсь отгородиться.

Мне хотелось бы, чтобы в Бресте такие встречи проводились чаще, люди узнавали и приходили. И чтобы это было бесплатно. В этом году Брест объявлен культурной столицей, и нужно, чтобы больше проходило культурных событий, поэтических вечеров. 

…человек — он создан чтоб светиться!
и показывать дорогу остальным.
есть искра — надо искриться,
освещая ежедневный дым.

Дима Ветер

О творчестве 

— Ты печатаешься где-нибудь: газеты, журналы?

— Нет, мне лень (смеется). Моя самовлюбленность заключается в чем-то другом, а насчет творчества я объективно себя оцениваю. Иногда мне пишут: «Давайте мы вас опубликуем», я отвечаю: «Да, конечно». 

— То есть ты передаешь своим друзьям заботу о своих публикациях?

— Мои друзья ничего не понимают в поэзии (смеется). Мне позвонила девочка на днях и предложила стать мои менеджером. Я спросил, чего она хочет, она ответила, что я  готовый продукт и она хочет устраивать вечера с платным входом. Для себя она хочет 20 или 30 процентов. А я стараюсь бесплатно делать. По Беларуси это почти всегда бесплатно.

— Когда выйдет сборник твоих стихов?

— Никогда (смеется). Это дорого, а денег нет. Я жду, что кто-нибудь придет и скажет: «Дима, давай сделаем сборник».

— Как ты относишься к своему творчеству?

— К своему творчеству я отношусь равнодушно. Мое любимое стихотворение: «Мне кажется я не люблю тебя…» 

Не всегда можно заметить какой-то другой смысл, который видят другие люди. Например, в одном из моих стихотворений я пишу: «Отчего тосковать по тебе, КОЛЬ давно я тебя не целую…» И кто-то пишет: «А кто такой Коля?» (смех)

А вот это стихотворение для меня очень необычное, мне кажется я вложил в него много смысла: «На юге всегда теплее…»  

— Тебя ранит критика?

— Да. Я прекрасно знаю, что в моих стихотворениях не так. Я мог бы написать лучше, знаю, что их нужно редактировать, чего я не делаю.  Критика — это напоминание о моих ошибках. Меня это не то чтобы ранит, просто это как, например, когда ты знаешь, что сейчас пойдешь ставить чайник, и к тебе приходят и напоминают: «Иди, поставь чайник! Иди поставь чайник!», а ты: «Я ж уже иду ставить чайник, все, сейчас пойду».

— У тебя есть такие стихотворения, которые адресованы только одному человеку в этом мире и ты кроме него никому их не показывал?

— Нет. Мое «личное» давно стало публичным. Зачем? Ведь ты поэт…

— Кто в тебе живет больше: фотограф или поэт?

Поэзия это жизнь, а все остальное хобби.

 О поэзии

 — Ты пишешь взахлеб или сначала вынашиваешь идею?

— Есть стихи, которые взахлеб, есть, которые пишу несколько лет.

— Есть ли у тебя муза?

— Муза для меня — это совокупность людей, с которыми я общаюсь, я черпаю вдохновение из общения, из разговоров.

— Как ты к прошлому относишься? Ты пишешь стихи уже много лет, может быть у тебя есть такие, которые ты удалил или решил со временем никому не показывать?

— Есть. Все, что я вам сегодня читаю — это меньше половины того, что у меня есть.

-Было ли такое, что ты писал стихи, читал их когда-то, а потом удалял?

-Да.                

— Как ты считаешь, что такое поэзия сегодня и какова роль поэта в современном мире?

— Я не знаю. Я не видел не разу ни одного живого поэта. Нет, вру. Наверное, Ирина Астахова —это для меня символ настоящей женской поэзии.

Поэзия в современном мире? Сейчас очень сложно отличить настоящую поэзию от коммерческой, много людей сейчас зарабатывает на этом деньги.  Я не скажу, что это прекрасно, таких поэтов пиарят грамотно, и они выступают за деньги. 

О прозе 

— Пишешь ли ты прозу?

— Да, пишу. На моей странице есть тексты. Но я пишу очень странную прозу. Сейчас я хочу написать рассказ про коня, который жил в квартире и потом его сбил трамвай. Начинается все с того, как пожилой человек смотрит в окно, а там проезжает трамвай, и этот человек плачет. Конь жил у него в квартире.

Есть и про любовь что-то… Я пишу про все. 

О музыке 

— Я знаю, у тебя есть музыкальный проект — группа «Сирень». Кому посвящена песня «Я решил проблему?» из этого проекта?

— Да, есть группа «Сирень». Я начал заниматься музыкой, но у меня ничего не получается. Только получается у Миши и у Игоря. 

— Очень хорошо спели, правдиво.

— Накипело (смех). 

О городах 

— Скажи, пожалуйста, какой город, который ты посетил, тебя больше всего вдохновил?

— Питер. Я был там два раза. Первый раз я приехал туда, но ничего не помню (смех). А уже второй раз я ездил туда выступать и пробыл там неделю. Обошел весь Питер. Мне очень понравилось. В Москве совершенно другая атмосфера. Еще понравилось читать в Киеве, там тоже было здорово.

— А если бы тебе предложили читать стихи в Европе, в какую страну отправился бы?

— А мне уже предложили. В Берлин и Прагу.

— Это предложения, а на выбор, сам бы ты куда поехал?

— Да никуда, наверное. Приглашают — еду. Нужно начинать поближе, с Польши например. До Варшавы никак не доеду. Сейчас я работаю, и поэтому нет времени совершенно. Например, сегодня, до поэтического вечера, мне дали задание фотографировать Масленицу в парке. Времени не особенно много.                                         

Комментарии гостей

Было интересно послушать. Мне нравятся такие вечера. Стихи Димы мне понравились, тронули и оставили много мыслей для размышления». 

«Я пришла на вечер, потому что увлекаюсь поэзией и потому что творчество Димы Ветра давно читаю. Являюсь его «поклонницей», правда он не любит это слово. Мне очень нравится то, что большинство его стихотворений тоже отражают какие-то части моей жизни».

«Давно мечтала встретиться с Димой, но, к сожалению, он бывает только в Бресте и Минске, а я живу в Гомеле, поэтому у меня не было возможности увидеться с ним. А сейчас так получилось, что я вовремя увидела афишу и вырвалась сюда». 

«Диму я знаю довольно давно. Я очень люблю поэзию, творчество разных поэтов. Дима привлекает своей особенностью и изюминкой в стихах. При прослушивании Диминых стихов в зале много людей, но при этом такое чувство, что тет-а-тет». 

…Время пролетело незаметно. Все стихи были прочитаны, все открытки «Важного Гуся», нарисованные брестской художницей Анной Редько, подарены. Вручая одну из них девушке из зала, Дима произнес, цитируя текст открытки: «Аднойчы, раптоўна, назаўжды!» Листы со стихами Дмитрий раздал гостям, а на некоторых, по желанию обладателей, оставил автограф.

Вечер вышел теплым и добрым. Пришедшие были поражены искренностью и душевностью стихов Димы Ветра.

Фото: Катя Коваленко
Еще фото и видео здесь

Встреча пройдет 22 февраля в «Пространстве КХ» (ул. Халтурина, 2/1)

Начало в 18:30

Вход свободный

Новости: Дима Ветер. Брест. Поэзия.

Сегодня двадцать восьмое октября, а это значит, что по всем мною подписанным документам я должен лечь в больницу. Дело для меня стало обыденным и заурядным. Обычно, выходя из дома, я вспоминаю о всех тех вещах, которые забыл. В этот раз такого не случилось. 

– Ну-с, давайте ваши прививки. 

– Знаете, такое дело, у меня их украли… Нет, конечно, не вы! Поликлиника, где я лечусь. 

– Да что вы говорите? Ладно, с этим мы разберемся позже. Прописаны там же?

– Да, улица Ромашковая. 

– С кем живете, Дмитрий Николаевич? 

– С собакой. 

– С собакой? А мама, папа есть? 

– Есть. Я не знаю, где они живут. Отец где-то в другом городе, а мама с мужем на даче. 

– Так, я запуталась! Где живет ваша мама? 

– Пишите на Ромашковой. Так проще всем. 

– Женаты? 

– Хотелось бы. Но, к счастью, нет. 

– Хорошо, а на что жалуетесь? 

– Если быть достаточно откровенным – на не легкую жизнь. 

– Вы в порядке? 

– Я трезв, если вы об этом. 

Все обошлось. Меня отправили на пятый этаж. В обуви. Тапки я забыл дома. Мне, по правде говоря, повезло, потому что на шестом этаже лежали люди, которые пострадали от любви, а ниже – от грибка. Так что, я находился между двух огней, в палате номер девятнадцать, с простыми деревенскими мужиками. 

Смысл моего нахождения в больнице был прост – я хотел подумать о своем поведении, решить жизненно важные вопросы и залечить свое избитое сердце. Первые три дня я только и делал, что спал, на четвертый – читал Чехова, Ремарка и другую художественную литературу. Никто из четырех сопалатников не знал, как меня зовут, они вообще думали, что я немой:

– Что там интересное пишет эта Мария? 

– Да так, о любви. 

– О любови? Я тебе лучше сейчас такое расскажу, что не в одной книжке не прочитаешь. А книжка с рисунками? Я без рисунак не читаю. 

Мой новый товарищ начал рассказывать о том, как в своей деревне он спаивал бабу, а потом повел ее в общественный туалет, после чего, обычно, попадают на шестой этаж:

– Я, значит, с родителями живу и с семьей – жена, дети. К себе ее не поведешь, а она – в общежитии, туда дорога закрыта. Едрить ту Люся, куда идти? В туалет! Там поставил ее буквой «зю» и вперед. Помню, как ее провел к дому, как сам дошел – нет. Она на следующий день спрашивает было ли у нас что-нибудь, я говорю, что только ресторация. 

Не скажу, что я был удивлен его историей, скорее, деревенской простотой. Деревенские люди – совершенно другие и мне, городскому человеку, вряд ли удастся понять все тонкости их бытия.

В моей палате только и звучали, что разговоры об алкоголе, сале и бабах.

Один мужик даже перелил яблочный сок в бутылку и оставил бродить в тумбе. Назвал он данный напиток «Дрогичинским компотом».

Я, как истинный ценитель вин, пробовать отказался. Никто не знал о моих пристрастиях к алкоголю и табаку. Узнали только через десять дней, когда мои сигареты, увы, закончились. Интересное дело, до этого я никогда не курил в больницах, но теперь, казалось, сердце не выдержит. Закиснув, подобно «Дрогичинскому компоту», я стрельнул сигарету и пошел курить в туалет, в надежде, что я не встречу бога в лице Михаила Сергеевича, заведующего отделением и черта, в лице санитарки Ольги Федоровны. Второе страшнее. 

Единственным развлечением в больнице была игра в карты и разговоры о вечном. Играли всем отделением, конечно же, в моей палате. Играли на все: домашнюю еду, деньги, завтрашний обед, кто-то умудрился проиграть штаны. Я же не играл, потому что чересчур азартен и до сих пор не забыл историю о том, как мой дед проиграл в карты усадьбу. А вот разговоры о вечном мне были интересны всегда. Я удивлялся, как четыре человека в брестской областной больнице, в дерматологическом отделении, в девятнадцатой палате вот так вот просто решали проблемы мировоздания, геополитики и всех нуждающихся. Они напоминали некий совет старейшин, мудрый и непоколебимый:

– В Беларуси жить хорошо. И денег можно заработать, если захотеть, и дом построить! А Европу – под нож надо. Они там не люди, а черт знает кто. В больницу всех! Вылечить! 

– А Америка? С ума сошли! Сталина на них нет. 

– Слава Богу, что у нас все хорошо. Сыты, обуты, лечимся бесплатно.

Я тяжело вздыхал и повторял слова Семена: 

– Слава Богу. 

Кстати, о Боге. Однажды, мужик из соседней палаты, начал нам рассказывать о религии. Мол, в его деревне есть какой-то молитвенный дом, а все, что в нем происходит – вселяет в него ужас:

– Да это секта! По воскресеньям, у них собирается весь район! Орут какие-то непонятные слова, точно черти. Пройти страшно. Как-то подвозил бабку, так она сказала, что это благословение жить с ними на одной улице. 

– Ой, что ты всех под одну гребенку, – сердито сказал Иван и достал библию. – Я сам такой же! Просто есть разные ответвления! Не все орут, как черти! Другие – молятся, как люди. Вот у нас, в Кобрине, самый большой молитвенный дом в Европе. А про тех, что ты говоришь – это другие. Есть протестантизм – это баптисты, протестанты, католики… 

Тут я и заснул. Проснулся от того, что в палате стало жутко холодно. Странно – вечерние батареи выдавали только половину тепла, в отличие от обеда. И тут, конечно же, мне захотелось узнать причину:

– Мужики, почему не топят? 

– А ты что хотел, чтобы тебя кормили бесплатно, одевали, еще и топили? 

– Да что тут думать… – тоскливо произнес Василий. – Как только начальство уходит домой – котельня наполовину. Вот тебе и наука. 

Вчера к нам в палату заселили Валеру, восемнадцатилетнего пацана, на место выписавшегося алкоголика Анатолия. В больнице, кстати, в дерматологии, лежат в основном уголовники, алкоголики и лица без определенного места жительства. В общем, творческие личности. Так вот, этот самый Валера, очень боялся попасть в армию, поэтому его положили на обследование. Лечиться он отказывался – собирал таблетки под матрас и избегал процедуры. Мне он был неприятен, потому что как-то ляпнул что– то про мою собаку. Мол, дворняга, таких бить нужно. Идиот, в общем. А Игнат Петрович из соседней палаты, напротив – лечиться очень любил. Дилемма была в том, что он находился на лечении уже около трех недель, и врачи никак не могли понять в чем причина красноты, что равномерно окутывала его спину. Мази не помогали, капельницы тоже и уж тем более уколы. Игната Петровича, в прочем, ничего не смущало – он ел за двоих, спал за четверых, а говорил за целую палату. Но, как говорится, все тайное становится явным.

Походы на обед больше напоминали армию солдат, рвущихся в последний бой и, обычно, двери по всему коридору были распахнуты. В этот раз я решил не вести армию в атаку, а немного задержаться с томом Высоцкого. Дочитав до последнего предложения, я вышел на поле брани, медленно приближаясь к борщу и картошке. В одной из дверей, я увидел странную картину – какой-то старикашка ритмично и усердно терся о батарею. Приглядевшись, я увидел Игната Петровича. Игната Петровича и его таинственную батарейную болезнь. Через день его выписали – слухи в больнице разносятся быстрее, чем таблетки, а их нужно было пить три раза в день. 

В силу своего заболевания я очень много нервничал и переживал по поводу и без повода. Успокоительное мне давали только по вечерам, да и то в виде укола и сонливости, как побочного действия. Моя нервная система страдала от перевозбуждения, как, собственно говоря, и кожа. Поэтому при очередной раздаче таблеток я попросил успокоительное:

– Милейшая, прошу простить, но, может, у вас есть что-нибудь, чтобы спать хорошо, успокоиться? 

– Все вопросы к врачу. Выпишет – дам. 

– Ольга Федоровна, поймите, мне очень неспокойно! Слишком много энергии! Мне срочно нужно успокоиться! 

– Энергии, говоришь, много? Ладно, сейчас принесу таблетку. 

Наконец, за долгое время в больнице, ко мне отнеслись по-человечески, вошли в мое положение. Я с нетерпением ждал заветного лекарства. Через несколько минут открылась дверь, в ней стояла Ольга Федоровна, которая протягивала мне швабру:

– Курашов, вот вам таблетка от энергии! Помойте пол в туалете, а то там совсем закурено. 

Мою суетливость, как рукой сняло. Пол был вымыт, а туалетный подоконник украшала изящная пепельница, сделанная из «Белого золота», нефильтрованного. Кажется, все были довольны, а главное – успокоились. 

Краем уха, отдыхая после уборки, я услышал разговор сопалатников:

– Сема, так это что правда, что у тебя берут кровь из вены, а затем ее в задницу уколом загоняют? 

– Ага. Правда. Фильтруют. 

– Дааа, все у нас через жопу делается. 

В целом, я был всем доволен. Время прошло быстро и весело.

И лишь ошибка в табличке, что висела у меня над кроватью, напоминала мне о несовершенстве этого мира, правильно же через «о» – розетка.

Я на это и не сержусь – они ведь врачи, а не филологи.